В воззвании «На защиту Ленинграда», изданном политотделом Ленинградской армии народного ополчения, Черкасов заверял:
«Мы будем не только артистами, мы будем бойцами, умело владеющими оружием, и мы сумеем направить это оружие в самое сердце врага».
Агитвзвод, он же Театр народного ополчения, выступал с программой «Прямой наводкой» на призывных участках, на вокзалах, в расположении воинских частей. Концерт всегда открывал Черкасов – монологом Полежаева или Александра Невского. Неизменным успехом пользовались сценки, в которых в остросатирическом свете изображались фашистские главари: «Сон в руку», «Случай в сумасшедшем доме», «Дуэт Гитлера и Геринга».
Маршруты труппы, возглавляемой Черкасовым, быстро сокращались. С концертами для фронтовиков ездить стало совсем недалеко. Начались бомбежки города. В августе актеры-ополченцы принялись готовить вторую программу с сатирическими песенками и частушками, с политическим памфлетом «Антонеску и Маннергейм», с большим героико-патриотическим представлением «Александр Невский, Суворов, Кутузов». Черкасову, однако, не пришлось принять в нем участие.
В связи с растущей угрозой полного окружения Ленинграда велась массовая эвакуация в глубь страны мирного населения, промышленных предприятий, учебных заведений, музеев и театров. 14 августа на александрийской сцене прошел последний спектакль – «Дворянское гнездо». Без огромной сверкающей хрустальной люстры – ее сняли, боясь, что может упасть от сотрясения во время бомбежки, – зрительный зал выглядел сумрачным, суровым. В нем появились ящики с песком. На окнах по условиям затемнения были синие шторы.
А через день стало известно решение правительства об эвакуации театра. На сборы было дано всего четыре дня. Их вполне хватило. Все уезжали налегке, не сомневаясь в скором возвращении.
Подчиняясь приказу, Черкасов тоже покидал свой дом. Он ехал с женой, семимесячным сыном и тещей. В Ленинграде оставались неизлечимо больная дочь под присмотром отца Нины Николаевны, мать и сестра Николая Константиновича. С тяжелым сердцем прощался он с родными.
20 августа эшелон из шестидесяти вагонов двинулся на восток. Он оказался одним из последних.
Подъезжали к Тихвину, когда раздались длинные тревожные паровозные гудки – так объявляли воздушную тревогу. Фашистские стервятники летели бомбить город. Поезд остановился, перепуганные пассажиры бежали в поле, прятались под стогами сена. К счастью, никто не пострадал.
В Тихвине сделали короткую остановку. Около вокзала на земле лежали покрытые брезентом трупы. Это были жертвы недавнего налета.
Поезд шел медленно. До Новосибирска добирались две недели. Черкасов узнавал многие места. На Дальний Восток он ездил в это же время года. Но теперь природа не так занимала его. Край, казавшийся малолюдным из окна скорого поезда, представал иным. Даже на глухих разъездах и полустанках, где подолгу ждали встречного, возле их эшелона начинал скапливаться народ. Кто торговал съестным, а кто приходил порасспросить очевидцев, как обстоят дела и скоро ли остановят немцев.
Черкасова сразу узнавали, хотя он в эти дни и мало напоминал артиста – в военной гимнастерке, сапогах. Завязывались разговоры. Пока женщины покупали шаньги, варенец и ягоды, мужчины слушали последние сводки Совинформбюро. Скупые известия вызывали у Черкасова смешанное чувство тревоги и надежды. Но вот мимо проходил на запад воинский состав, и на душе становилось легче. И на всем пути составам этим не было конца…
В ночь на 3 сентября эшелон остановился у Оби. За рекой виднелись огни Новосибирска.
Город встретил ленинградцев гостеприимно. Театру имени Пушкина предоставили помещение театра «Красный факел», который был временно переведен в Кемерово, ведущих актеров поселили в высоком стоквартирном доме, лучшем в городе, обеспечили их хорошим питанием. Многие из них удивлялись:
– Зачем нам квартиры? Можно и в вагоне пожить. Скоро же ехать обратно.
Труппа без промедления приступила к делу. На встрече ленинградских артистов с командным составом Сибирского военного округа Черкасов заявил:
– Коллектив Театра имени Пушкина находится в полной мобилизационной готовности, воодушевленный единым стремлением драться всеми доступными средствами с ненавистным врагом за счастье своей Родины, за свой народ. Бесславные потомки немецких псов-рыцарей будут разгромлены и уничтожены навсегда!
Театр брал пример с ленинградских заводов, прибывших сюда чуть раньше и уже выпускавших оборонную продукцию.
Вообще земляков с берегов Невы в городе оказалось много. Тут был и оркестр филармонии во главе с Е. Мравинским, и ряд музеев, годом позже сюда перебрался из Анжеро-Судженска ленинградский Новый ТЮЗ, потом из Томска – театральный институт.
Черкасов, в первые дни неожиданно встречаясь со знакомыми то прямо на улице, то в обкоме, то в столовой, вдруг вспомнил кафе «Люкс» в Белостоке. Оно было местом встречи беженцев из Варшавы. На стенах висели сотни записок с вопросами, обращенными в пространство: «Зося приехала, где Витек?» Чужое несчастье тогда тронуло его, но казалось таким далеким…
Всего через три недели после прибытия Театр имени Пушкина открыл сезон «Полководцем Суворовым». Патриотический спектакль был горячо принят зрителями. Большой подъем вызывал пролог со взятием Берлина русскими в 1760 году. К. Скоробогатов показывал Суворова, не знавшего со своими чудо-богатырями поражения, истинным национальным героем, в котором воплотился гений русского народа.